— Знаем одно: с ним были люди из окружения Аккарата.
— Самого министра допрашивать будете?
— Его бы еще найти.
— Он пропал?
— Удивлена? Аккарат всегда умел себя прикрыть. Сколько раз уже оставался в живых. Он как чешир — ничто его не берет, — с досадой говорит Прача. — А теперь нам надо выяснить, кто разрешал этой твари, этой пружинщице находиться тут все это время, как она попала в город и как было организовано покушение. Пока нам не известно ничего, мы слепы, а значит, беззащитны. Все станет очень зыбко, когда об убийстве узнают в городе.
— Приложу максимум усилий. — Канья делает ваи, не обращая внимания на Джайди, который посмеивается у нее за спиной. — Хотелось бы получить чуть больше информации, чтобы разыскать виновных.
— Для начала ты знаешь достаточно. Выясни, откуда взялась пружинщица и кто брал взятки. Это я должен знать в первую очередь.
— А как же Аккарат и фаранги, которые привели к ней защитника королевы?
— Этим займусь я, — чуть улыбнувшись, говорит Прача.
— Но…
— Прекрасно понимаю, что ты хочешь сделать больше. Нам всем небезразлично благополучие дворца и королевства. Однако оберегать информацию об этом существе мы должны очень тщательно.
— Да, конечно. Я выясню все о взятках, — сдержанно отвечает Канья и, немного помедлив, осторожно спрашивает: — Потребуются ли от кого-то знаки раскаяния?
— Доход с небольших безобидных взяток — это одно. Год для министерства вышел не самый удачный. Но чтобы вот так… — Генерал покачивает головой.
— Помню времена, когда нас уважали.
— Правда? Вроде бы ты появилась позже. — Прача вздыхает. — Не беспокойся, укрывательством это не будет. Расплата неминуема, ручаюсь лично. И даже не ставь под сомнение мою преданность дворцу и ее величеству. Виновных ждет наказание.
Канья еще раз смотрит на тело защитника королевы и обводит взглядом обшарпанный зальчик, где тот нашел свою смерть. Пружинщица-проститутка. Ей даже думать о таком противно. Пружинщица. И кто-то ведь… Она отгоняет прочь гадкие мысли. Мерзкое убийство с опасными последствиями. А расплачиваться за него будет какой-нибудь юнец — тот, кто брал взятки с Плоенчита, и, может, еще несколько человек.
Выйдя на улицу, Канья подзывает велорикшу, попутно замечая дворцовых «пантер», выстроившихся у двери. Рядом уже собралась толпа зевак; пара часов — и город наполнят новости и слухи.
— В министерство природы. Гони!
Она показывает несколько банкнот, полученных от Аккарата, — пусть возчик давит на педали изо всех сил, — а сама все никак не может понять, от чьего имени тратит эти деньги.
В полдень приезжает армейский грузовик — огромная, быстрая, извергающая выхлопы, невероятно громкая махина, ископаемое эпохи Экспансии. Слышно ее еще за квартал, но при виде машины Эмико все равно изумленно ахает. Давно в Японии она видела что-то подобное; Гендо-сама объяснял, что ездит это чудище на разжиженном угле. Умопомрачительно грязная, прожорливая, но фантастически могучая штука — будто десяток мегадонтов поставили в одну упряжку — идеально подходит для военных задач, хотя гражданским не понять ни ее мощь, ни то, во что встают одни налоги на топливо.
Грузовик останавливается, его окутывают клубы голубого дыма. Подъезжают несколько пружинных скутеров с людьми в черной форме дворцовых «пантер» и военными в зеленом. Из кузова выпрыгивают солдаты и бегут ко входу в высотку, где живет Андерсон-сама.
Эмико ныряет в укрытие. Поначалу она хотела убежать подальше, но, пройдя полквартала, поняла, что идти некуда: Андерсон-сама — ее единственный плот посреди бушующего океана.
Пружинщица ждет в соседнем переулке, наблюдает за башней, похожей сейчас на оживленный муравейник, и никак не может взять в толк, почему люди, которые вломились в квартиру, — не белые кители, хотя должны были прийти именно они. В Киото полиция уже давно разыскала бы ее с помощью собак-ищеек и ликвидировала из жалости — пружинщица, которая совершенно перестала подчиняться человеку, а уж тем более устроила кровавую бойню и сбежала, — дело неслыханное. Стыд и ненависть раздирают Эмико. С одной стороны, быть здесь опасно, с другой — полная военных квартира гайдзина — ее последнее убежище во враждебном городе.
Из кузова продолжают выскакивать солдаты. Она думает, что искать ее станут везде, поэтому отходит подальше в переулок, готовая стремительным, горячечным рывком домчать до клонга — там можно остыть, а потом бежать дальше.
Но военные расходятся по главным улицам и, похоже, не спешат устраивать поиски.
У входа в здание вновь суматоха: «пантеры» выволакивают из дверей двух человек с мешками на головах. Судя по бледным рукам, это гайдзины, один — Андерсон-сама, по крайней мере на нем знакомая Эмико одежда. Последнего толкают вперед, и он, споткнувшись, врезается в борт грузовика. Чертыхаясь, «пантеры» тащат его в кузов, ударом сбивают с ног и бросают на пол рядом с первым гайдзином. Следом залезают солдаты.
Урча дизель-угольным двигателем, к тротуару подъезжает лимузин — по сравнению с грузовиком почти бесшумный, хотя дымит ничуть не меньше. Вообразить невозможно, что за богач…
Эмико так и ахает: в плотной толпе телохранителей из здания выходит Аккарат и шагает к машине. Зеваки умолкают, смотрят на самого министра торговли, раскрыв рты. Лимузин трогается, а за ним, ревя огромным мотором, и машина с солдатами. Процессия, оставив за собой облако дыма, исчезает за углом.
Наступает оглушительная тишина.